сезон воспоминаний
Nov. 12th, 2004 12:23 pmКак человек приобретает стервозность?
Вопрос, конечно, интересный… Со мной было так. Работала я в одной буржуйской конторе «девочкой за все», пристроила меня туда матушка, которая числилась «российским специалистом», ну, в общем, месяц я простояла на ксероксе, а потом выяснилось, что я еще много чего могу, дальше-больше… И вот пришлось мне организовывать банкет. Прошло типа даже нормально, пьяных было много, очень пьяных – еще больше, даже шеф наш – Карл плясал гопака вприсядку, и вот в конце всей этой фигни пришлось мне собирать то, что называлось «нетронутые остатки». Одной водки неоткрытой было полтора ящика. Гм… Мда. И кому, спрашивается, может придти в голову жрать непорезанный ананас, когда и порезанные на столе тоже есть? Правильно, оне для украшения ставятся.
Итого, мы с двумя водителями дотащили до моего номера (дело было на какой-то базе возле Обского моря) в два захода то, что следовало раздать российскому персоналу. И тут следует лирическое отступление. К двадцати пяти годам я еще не очень хорошо умела людей окорачивать. Но к этому возрасту я хотя бы знала, что не умею – не то, что в школе, когда родители тщательно следили, чтоб я не унесла что-нибудь полезное в школу – все равно отдаст ведь кому-нибудь.
Итак, я села на табуреточку и стала смотреть, как народ нагребает в авоськи водку, вайн и фрукты. Последние три дамы тоскливо посмотрели на сиротливо лежащие связку бананов и три яблочка, перевели взгляд на меня, потом на свои увесистые пакеты, опять на меня, вздохнули и сказали, что оставшееся – нам с мамой, и быстро, не дожидаясь появления матушки, свалили.
Матушка пришла и мрачно уставилась на то, что лежало перед ней.
- Ну, ты даешь, - сказала она с оттенком безнадежности.
- Ага, - не менее мрачно ответила я, встала с табуреточки, откинула на ней крышку и достала три бутылки мерло, ананас и мешок всякой папайи.
- Гм! – сказала мама. - Гм… но это же нечестно!
С тех пор я не доверяю ее этическим оценкам. Уж извините. Но чем дать в морду, мне и поныне проще подстроить, чтобы визави сломал ногу.
Вопрос, конечно, интересный… Со мной было так. Работала я в одной буржуйской конторе «девочкой за все», пристроила меня туда матушка, которая числилась «российским специалистом», ну, в общем, месяц я простояла на ксероксе, а потом выяснилось, что я еще много чего могу, дальше-больше… И вот пришлось мне организовывать банкет. Прошло типа даже нормально, пьяных было много, очень пьяных – еще больше, даже шеф наш – Карл плясал гопака вприсядку, и вот в конце всей этой фигни пришлось мне собирать то, что называлось «нетронутые остатки». Одной водки неоткрытой было полтора ящика. Гм… Мда. И кому, спрашивается, может придти в голову жрать непорезанный ананас, когда и порезанные на столе тоже есть? Правильно, оне для украшения ставятся.
Итого, мы с двумя водителями дотащили до моего номера (дело было на какой-то базе возле Обского моря) в два захода то, что следовало раздать российскому персоналу. И тут следует лирическое отступление. К двадцати пяти годам я еще не очень хорошо умела людей окорачивать. Но к этому возрасту я хотя бы знала, что не умею – не то, что в школе, когда родители тщательно следили, чтоб я не унесла что-нибудь полезное в школу – все равно отдаст ведь кому-нибудь.
Итак, я села на табуреточку и стала смотреть, как народ нагребает в авоськи водку, вайн и фрукты. Последние три дамы тоскливо посмотрели на сиротливо лежащие связку бананов и три яблочка, перевели взгляд на меня, потом на свои увесистые пакеты, опять на меня, вздохнули и сказали, что оставшееся – нам с мамой, и быстро, не дожидаясь появления матушки, свалили.
Матушка пришла и мрачно уставилась на то, что лежало перед ней.
- Ну, ты даешь, - сказала она с оттенком безнадежности.
- Ага, - не менее мрачно ответила я, встала с табуреточки, откинула на ней крышку и достала три бутылки мерло, ананас и мешок всякой папайи.
- Гм! – сказала мама. - Гм… но это же нечестно!
С тех пор я не доверяю ее этическим оценкам. Уж извините. Но чем дать в морду, мне и поныне проще подстроить, чтобы визави сломал ногу.